13 сентября 1942 года на центральную площадь Скиделя гитлеровцы согнали жителей города и окрестных деревень. Посреди площади возвышалась виселица. На крышах ближайших домов и на перекрёстках улиц были установлены пулемёты.
Подъехала закрытая машина. За ней – шесть грузовиков, набитых гитлеровцами. Палачи стали выталкивать из машины измученных комсомольцев. Высоко подняв головы, они направились к месту казни.
Немецкий офицер пролаял слова приказа. В могильной тишине раздался чей-то крик, то здесь, то там слышался женский плач. По толпе пронёсся ропот недовольства и возмущения.
Прозвучала короткая команда. Рыдания женщин вновь всколыхнули толпу. И тут на всю площадь прозвенел звонкий юношеский голос:
- Да здравствует Красная Армия! Смерть фашистам!
Это Севрук сказал своё последнее слово. Эхом откликнулись эти слова в устах его товарищей. Один за другим обращались они к народу с призывом отомстить за них, уничтожить проклятых врагов.
Фашисты оторопели. Не ждали они, что у физически истерзанных, измученных молодых людей найдутся ещё силы для такого прощального слова. Торопясь, палачи стали выбивать доски из-под ног комсомольцев.
У Феди Макарчука и Николая Деленковского оборвались веревки. Фашисты тут же схватили полузадушенных юношей, отвезли за километр от Скиделя и там расстреляли.
Тела шести их товарищей до вечера раскачивались на виселице-палачи запретили их снимать.
Фашистский комиссар Гродненского уезда сообщил начальнику СС и полиции Фромму: «… Около 1500 местных жителей присутствовало при казни. Проведение казни находилось в руках начальника уездной жандармерии в согласовании с управлением государственной полиции в Гродно. Семь приговоренных произнесли во время казни возглас за Родину и Красную Армию».
Миллер торжествовал. Казнь состоялась, начальству доложено. Можно и отдохнуть. Слишком беспокойными были последние дни. Полное круглое лицо его то и дело расползалось в улыбке, когда он приглашал приехавших гестаповцев на чашку чая. Тосты следовали один за другим. Миллер чувствовал себя именинником. Пили и гуляли до утра.
А внизу, в этом же доме, сидели арестованные родственники казненных комсомольцев-подпольщиков. Они слышали пьяные крики разгулявшихся гитлеровцев, топот танцующих, и сердца их сжимались от боли и ярости. Их лишили возможности проститься с детьми, посмотреть в последний раз на родные лица, прижать их к своей груди.